Форум Wizards World

[XPEH_BAM]

Языком прищелкнул. Поаплодировал!
Йех, в душу ложится хорошо!

[Laughingbuddha]

Спасибо Последние два стихотворения - еле-еле на грани истеричности, но все-таки удержался, как мне кажется

[Straif]

Удержался)

[Laughingbuddha]

Жила-была свинья.
Нет, даже две свиньи. Обычные свиньи - большие, грязноватые, и довольно жизнерадостные.
Вонючие. Ну что ж тут поделаешь, не делают в свинарниках персональных душевых для хрюшек.
Жили они, жили, не тужили, ели-пили-срали, поросились периодически. В общем, примерно как и мы.
Потом начинается разница.
Свиней убили. Завели в спецзагончик с металлическим полом и жмахнули адскими килоамперами.
Трупы хрюшек ободрали, слили кровь и расчленили.
Все подробности нас не интересуют, отмечу только, что из грудной клетки у хрюшек достали сердца, надрезали их аккуратненько - чтобы кровь слить из сердечных желудочков. Лишние сосуды хрящеватые обрезали.
Пришел мелкооптовый торговец и сердца забрал (не только их, еще кучу другой расчлененки).

Вот.

Но вы не подумайте, что я фанатичный вегетарианец и гринписовец, потому что это только предисловие.

В конце концов сердца покойных хрюшек попали на рынок, где я их и купил - недорого. Субпродукты ведь, не вырезка. А еще пару цыбулек, морковочку, и приправ кой-каких.

Дома я сердца аккуратно разрезал, очистил от остатков свернувшейся крови и жестких связочек. Нарезал ломтиками, бросил на разогретую сковородку, масло - оливковое (но можно и любое другое по желанию). Вместо соли добавил немножко соевого соуса и обжарил.

Пока жарилось, почистил и нарезал обе цыбульки (маленькие, а можно одну большую), и один х... То есть морковку. Скинул сердца в кастрюльку, подлил на сковродку чуть масла и всыпал туда лук и морковку. Подумал, и покрошил туда же четыре завалявшихся в холодильнике шампиньона. Перемешивая, обжарил (называется по-кулинарному "пассировать") - и в ту же кастрюльку.

Перемешал, залил все это дело 10% сметаной (можно и пожирнее, конечно - кому как нравится) и на маленький огонь (то есть на маленький электроток - увы, у меня керосинка электрическая). Чуть подсолил еще, добавил специй, как-то: чесночного перчику, розмарина (немножко), майорана (тоже чуть), базилика (довольно щедро). Потом рванул на груди тельник - ехма, однова пропадать! и шмякнул еще и пару щепоток жгучего кайенского перца. Долго смотрел на карри, но решил, что не в тему.

Тушил примерно час, может немного больше, пока тушилось - сварил рис.

Накрыл на стол, достал пива бутылку.

В общем, не зря хрюшки погибли.

[Laughingbuddha]

Вселенский Чай

Думаю, мне стоило бы заняться чем-нибудь другим. Чем-то по-настоящему нужным, достойным и наполненным смысла. Посадить дерево, организовать благотворительное общество или встретиться с тобой. Даже почти наверняка стоило бы. Но я ничем этим не занимаюсь. Я читаю крутой роман Ричарда Старка, наполненный хладнокровными грабителями, огнестрельным оружием и ворованными деньгами. Роман мне нравится, но все равно я читаю его не очень внимательно: иногда я отрываюсь от очередной огнестрельно-денежной страницы и смотрю на стеклянный чайник.
Я только что заварил в нем чай.
Часть чаинок и маленьких жасминовых цветков сразу же утонула, но некоторые держатся на поверхности, постепенно оседая на дно – одна за другой, тихо и грациозно. Я совсем не думал об этом, когда покупал прозрачный чайник, но теперь мне кажется, что главное его достоинство – именно в возможности наблюдать за чаинками.
Быть может, с точки зрения вселенной, наблюдение за чаинками – ничуть не менее нужное занятие, чем организация благотворительных обществ.
Я смотрю на чаинки, а вселенная смотрит на мгновения моей жизни, которые точно так же медленно и безвозвратно оседают на дно времени.
Однажды они осядут все.

[Laughingbuddha]

Оборотень


Снова треща, гнутся кости,
В небе луна злобно скалится,
Ох, как больно-то, господи!
Пустое - разве кто сжалится?

По ребрам - сердце молотом
Стучит, в ушах отзываясь,
Как плетью, жестоким голодом,
Гонит сквозь мрак меня ярость.

Волками шкура - в клочья,
Раздроблены лапы палками...
Ничего, отлежусь ночью.
Сдохли б все - не заплакал бы.

[Лисица]

С удовольствием перечитала Ваше творчество. Увлекла проза:
- "Наблюдатель" - я будто шла рядом с Владом, впитывая вместе с дождём его мысли. Превосходно.
- "Открытки с края ожидания" - короткая жесткая зарисовка и интересные образы заставляют мысли шевелиться в моей голове. Занятное произведение.
- "В лесу" - впечатление неожиданно оказалось невысоким. На мой взгляд, конец абсолютно не вяжется ни с предшествующим сюжетом, ни с Вашим стилем вообще - я ожидала броского, яркого завершения, а получила сожжёное бессмертие в обмен на любовь... Задумка понравилось, но увидела какие-то.. как будто "ляпы" в исполнении:
"В том смысле, что любой противник со смеху помрет" - непонятно, что за противник упоминается в начале. И к чему вообще здесь фраза, настраивающая читателя на "позитивно-улыбчатое" чтение.
"Не иначе как поднакопилось у людей неприятностей в прошлом – и тащить их куда-то в глубину Леса было не то тяжело, не то неприятно, а то и все вместе" - возможно, сказывается сонное состояние, но понять, кого ИХ тащит герой я смогла далеко не сразу. Всё потому, что в самом начале герой тащил саженец. Это сбивает.
Рассказы на "съедобную" тематику комментировать отказываюсь. Читать о еде в голодные дни до зарплаты как-то не очень приятно, а комментировать - и вовсе не хочется)

Что же касается поэзии... Встречаются очень интересные работы. При определённом навыке чтения (особом наклоне головы и свешенном набок язычке) якобы тяжёлый и неудобочитаемый слог воспринимается на "ура". Но порой, к моему удивлению, спотыкается ритм. К примеру,
"Держаться больше нету сил...
Я – словно птица из забавного мультфильма.
Пришейте мне протезы-крылья:
Мечту о небе, что я не заслужил" - выбивается последняя строчка
или здесь:
"Вы спешите... Я вас утомил?
Виноват – вы уж не обессудьте.
Мне не скрыть и под слоем белил
Ни любви, ни бесхитростной сути" - тоже последняя (я честно попыталась поставить ударение на первое "о", но мой язык упрямо отказывается произносить получившееся вслух).

Зато очень понравилось, до мурашек в глазах и искр по коже, "Алиса не плачет". Изумительно!
И, разумеется, не могу не отметить "богоравного Шеггра", очаровательное послание


с теплом,

[Laughingbuddha]

Насчет Леса полностью согласен - тут я поторопился и вывесил практически черновой вариант, над которым надо бы поработать, но все руки никак не доходят. Хотя в принципе, все мои новеллы из этого цикла (куда, кстати, входят и "Открытки", и "Чай") задумывались как парадоксальные и круто бьющий по восприятию читателя.

Относительно ритма.

В первом стихотворении (насчет птички из мультфильма) ритм (как и размер) умышленно скачет, хотите верьте, хотите нет. Смысл? Создать именно то ощущение, о котором, собственно и говорится: что лит. герой находится на грани не то нервного срыва, не то каких-то решающих для него жизнеменяющих действий. Учитывая, что на эти стихи написан вполне приличный романс, смею предположить, что музыкалность стиха от моих ритмических экспериментов пострадала не слишком сильно.

Насчет второго примера. Я толго размышлял, почему вы там запутались, потому что это стихотворение я несколько раз читал со сцены, и ни разу нигде не споткнулся. Кажется, я догадался.

Скорее всего, вы запинаетесь из-за того, что во второй строке делаете главное ударение на предлоге "уж".

"Вы спешите... Я вас утомил?
Виноват – вы Уж не обессудьте.
Мне не скрыть и под слоем белил
Ни любви, ни бесхитростной сути"

Получается, что он как бы делит строку пополам, и в результате, естественно, последняя строка никак не влазит в общую картинку. На самом деле акцент тут приходится на другую "у":

"Вы спешите... Я вас утомил?
Виноват – вы уж не обессУдьте.
Мне не скрыть и под слоем белил
Ни любви, ни бесхитростной сути"

Улавливаете?

А за "Алису" спасибо. Вы не представляете, сколько копий и стульев было сломано в спорах вокруг этого стихотворения, хотя лично я полагаю его одним из лучших своих опусов

[Лисица]

Нет, я запиналась из-за того, что вместо "слОем" читала "слоЁм". У Вас в первых двух строчках подряд три безударных слога, а в последних - по два, потому и хотелось прочесть по-другому. Разбор ритма, кусочек сна и сотня раз зачитывания четверостишья вслух помогли мне понять мою "спотыкашку"

[Laughingbuddha]

С одной стороны, это, конечно, мой недочет - все должно быть предельно читаемо с первого взгляда, с другой стороны, до сих пор никто в этом месте не спотыкался (а читало довольно много народу, включая тех, кто не преминул бы ткнуть меня носом). Впрочем, мне доводилось так же спотыкаться и на стихах мастеров (сам знаю, что это отмазка:))

[Laughingbuddha]

Идя навстречу желаниям женщины:)

Еще проза.



ИГРА

Пустыня убивала их одного за другим. От отряда в восемь десятков всадников, дезертировавших из армии Великого Императора, оставалось всего несколько изможденных фигур, с трудом переставлявших непослушные ноги. Вначале ими двигала мечта – мечта о богатстве, мечта о власти, теперь же лишь тупое упрямство и чисто инстинктивная жажда жизни не позволяли им просто лечь и умереть посреди океана пустоты. Выжили семеро – все прочие остались лежать позади, постепенно превращаясь в обтянутые кожей скелеты. В этой адской пустыне не было даже стервятников. Солнце стояло в зените, обрушивая на изборожденную трещинами почву волны иссушающего зноя. Непрерывно менявшие свои очертания барханы вот уже несколько дней как сменились вспучившейся от жары окаменевшей глиной. Черная сеть трещин на сером фоне, простиравшаяся до самого горизонта, буквально завораживала людей, помрачая рассудок, и приходилось время о времени закрывать глаза и шагать вслепую, чтобы не сойти с ума. Многие погибли именно так – невыносимое однообразие пейзажа подточило их разум, оставив лишь изъеденную ужасом оболочку. Одни с воплями убегали в пустыню – никто даже не пытался помешать им, другие просто садились, чтобы спокойно дождаться смерти, третьи же впадали в буйство, выхватывая оружие и калеча и убивая своих товарищей, пока клинок друга не обрывал их спутавшуюся в безнадежно тугой узел жизнь. Некоторые нашли свой конец в кровавых свалках у колодцев – драки за воду стали обычным делом, когда кончились их первоначальные запасы, и обнаружилось, что воды в почти пересохших колодцах может не хватить на всех. Иные – хотя таких было мало – кончали с собой, пронзая сердце собственным мечом или кинжалом, когда теряли последние крохи надежды на спасение в этом краю забвения. Но большинство все же умерли от жажды и истощения – они просто неожиданно падали замертво, и склонявшимся над ними друзьям оставалось лишь совершить короткий обряд очищения, отдавая последний долг своим соратникам.
Их предводитель удивлялся стойкости и фанатизму, с которыми наемники шли вслед за ним. Когда стало ясно, что до цели дойдут немногие, если ее вообще можно достичь, он ждал жестокого бунта и был почти уверен в близкой гибели. Однако никто не обвинял его, и он подозревал, что причиной тому была не вера в командира, а всепоглощающая алчность, черным пламенем сжигавшая их иссушенные сердца. Он догадывался, что стал для них больше, чем просто командиром – он стал олицетворением их мечтаний, их ключом к богатству. Он обещал привести их в Золотой Оазис, и он оказался первым, кто сумел подкрепить слова доказательствами.
Командир наемников оглянулся на товарищей, тащившихся позади. Ни у кого не хватало сил даже на то, чтобы оторвать застывший взгляд от клочка окаменевшей глины под ногами. Что-то насторожило его, что-то было чуть не так, как обычно… он окинул взглядом короткую цепочку людей… Так и есть: вместе с ним их оставалось шестеро. Равнодушная пустыня поглотила еще одну ничтожную жертву. Очевидно, никто даже не заметил, как бедняга отстал, чтобы дожидаться неизбежного последнего свидания с всемогущей леди в саване, глядя запавшими глазами на спины удаляющихся товарищей и не в силах даже окликнуть их.
Командир повернулся и продолжил путь, стараясь не думать о неумолимо приближающейся смерти. На ходу он вытащил из-за пазухи небольшой сверток. Когда он развернул засаленные тряпки, взгляду предстала вещь, стоившая жизни почти всему его отряду. Это был золотой медальон размером в полторы ладони взрослого мужчины. Обе стороны медальона были покрыты филигранной гравировкой, выполненной с таким мастерством, что, казалось, металл оживал, играя отблесками безумного пустынного солнца. С одной стороны медальон был украшен тончайшим узором из переплетающихся линий, в котором при определенном услии зрения угадывались очертания дворца, окруженного садом. На противоположной стороне изображение представляло собой карту – путь к Золотому Оазису, легендарному месту, где, согласно преданиям, хранились сокровища десяти великих Императоров древности. Командир без всяких эмоций, кроме легкого отзвука печали, посмотрел на медальон. Путь к богатству, власти, славе… Путь к забвению и смерти – вот чем на самом деле оказался медальон. Аккуратно завернув вещицу, командир сунул ее за отворот заскорузлой изорванной туники. Ему не требовалось тщательно изучать карту на медальоне, чтобы понять, что они заблудились. Их всех ждала скорая и неизбежная смерть. Пустыня не прощает ошибок.
А ведь цель была так близка! Еще недавно все ориентиры безошибочно указывали на то, что, если верить карте, до Оазиса оставалось всего три-четыре дня пути. Однако прошло четыре, а за ними и пять, и шесть дней, а Оазиса все не было. Вокруг расстилалась безжизненная глинистая пустыня, раскаленная неистовым солнцем. Ровная, как стол, повехность уходила в бесконечность, теряясь в струистом мареве отраженного жара. Пласты горячего воздуха, подымаясь, создавали невероятнейшие иллюзии, напрочь лишавшие ориентации и скрывавшие линию горизонта за многочисленными слоями подвижных кривых зеркал. Командир тщетно всматривался в миражи, пытаясь выловить в них очертания обозначенных на карте ориентиров, хотя и сознавал всю бесполезность своих усилий. В конечном счете он сдался и побрел дальше. В его душе воцарилась пустота, сходная с той, что простиралась вокруг. Реальный мир перестал интересовать его – включая даже такие аспекты бытия, как его собственная смерть.


Смена дня и ночи в пустыне происходила внезапно, словно по чьей-то команде. Бывшие солдаты так и не смогли привыкнуть к этому. Впрочем, теперь они были слишком истощены, чтобы обращать внимание на подобные детали.
Командир как-то отрешенно, словно в унылом полубреду, отслеживал наступление ночи. Только что солнце висело прямо над головой, обдавая нестерпимым жаром – и вот оно уже свалилось к горизонту, сменив свою ослепительную белизну на зловещий кроваво-красный увет, а волнистые зеркала горячего воздушного марева мгновенно исчезли, рассеянные невесть откуда налетевшим холодным пронизывающим ветром. Это был особенный ветер, какой мог дуть лишь в этой необозримой пустыне. Он дул ровно и упрямо, без малейших признаков затишья или порывов, лишая окостеневшие тела людей последних частиц тепла. Какое-то время, пока чудовищно распухшее багрово-красное светило садилось, пустыня стала обозримой до самого далекого горизонта, но как только последний краешек солнца исчез с небосвода, по пустыне моментально разлилась тьма, как будто из черной сетки трещин вдруг разом выплеснулся океан чернил, фонтаны которых долетели и до небесного купола, оставив нетронутой лишь многотысячную бриллиантовую россыпь звезд.
Передвигаться в темноте даже по этой идеальной равнине было абсолютно невозможно. Остатки отряда дезертиров расположились на ночлег – то есть попросту попадали, кто где был, моментально забываясь в тяжелом неуютном сне измученных людей. Стараясь спастись от леденящего ветра, они инстинктивно подтягивали ноги к груди, постепенно принимаю позу младенца в чреве матери. Сперва командир пытался бороться с разом навалившейся на него свинцовой усталостью, но вскоре его глаза закрылись, и он провалился в мрачную трясину забытья.


Пробуждение, как обычно, было жестоким. Они просыпались от жара едва поднявшегося, но уже нещадно палившего солнца, обжигавшего даже огрубевшую кожу. У них еще оставались небольшие запасы воды, и каждый с вожделением выпивал свою утреннюю порцию, ощущая, как драгоценная влага оживляет растрескавшийся от жажды язык и сухое, словно мертвый пустынный кустарник, нёбо. Однако не всем было суждено испытать эту незатейливую радость странника – двое умерли во сне и остались лежать, скорчившись, под лучами бешеного солнца – очередные памятники безумию человеческой алчности.
Полуобморочный зябкий сон не принес облегчения измученным людям. Напротив, чудовищная усталость за ночь сковала обессилевшие мышцы жестокими судорогами, и первое время после пробуждения каждое движение отзывалось пронзительной болью. Однако понемногу люди втягивались в вялый ритм похода, и их мучения сменялись привычным отупением путников, давно утративших былой энтузиазм и целеустремленность. Они брели, не поднимая голов, лишь командир поначалу изредка посматривал на медальон в тщетной надежде обнаружить какие-либо признаки того, что они на верном пути. Впрочем, постепенно и он превратился в живой механизм, передвигавшийся без малейшего участия разума.
Минуты сливались в часы, неотличимые друг от друга и разделяемые лишь редкими глотками воды. Командир шел, стараясь отогнать мысль о том, что эти глотки – последние, ибо запасы подошли к концу, когда его внимание вдруг привлеклки неуловимые изменения в окружающем пейзаже. Окаменевшая глина как будто бы стала мягче, трещин в ней поубавилось, и, казалось, даже солнце чуть ослабило свой смертоносный натиск. Сперва он просто решил, что у него от истощения начались галлюцинации (такое уже случалось) и какое-то время брел, по прежнему не поднимая головы, но когда на него вдруг упала тень, он остановился, как вкопанный.
Тень! В этой пустыне, похожей на гигантский армейский плац, ничто кроме самих людей, не могло отбрасывать тень. Даже камни размером с кулак попадались так редко, что были обозначены на медальоне, как ориентиры – единственные ориентиры на пути к цели. Командир, не в силах поверить, поднял взгляд… И был ослеплен сплошными нагромождениями зелени.
Они нашли Оазис.


Четыре изможденных человека, больше похожих на призраки умерших от жажды, чем на живых людей, стояли бок о бок и смотрели на представшее их глазам прекрасное зрелище. Оазис оказался невелик – меньше, чем можно было предположить по изображению на медальоне, но он был прекрасен. От пустыни его отделяла невысокая ограда из серого плитняка, сразу за которой вздымали к небу пышные зеленые кроны стройные деревья, обвитые сочными лианами. То тут, то там в листве сверкали яркими красками крупные цветы и грозди спелых экзотических плодов. Дворец, совсем миниатюрный, был точной копией изображенного на медальоне и выглядел неотъемлемой частью Оазиса, словно тонкий мазок кисти на полотне мастера, подчеркивающий красоту общей композиции. Абсолютную тишину дневного пустынного безветрия теперь оживляло пение птиц в роще и отдаленный шум фонтана.
Они все еще стояли, очарованные волшебным видением, когда в стене напротив них открылась калитка, из которой вышел высокий смуглый мужчина в белоснежной тунике и плетеных сандалиях и кивком предложил им войти.
Они без промедления убили его и последовали приглашению.


- Вы зря убили моего слугу, - сказал длиннобородый седой старик, сидевший во главе стола. Вокруг в вольготных позах располагались четверо дезертиров. – Он не был способен причнить вред ни единому живому существу, и в первую очеред вам.
Командир помедлил с ответом. Теперь, спустя несколько дней после их прибытия в Оазис, его разум вновь обрел былую остроту. Неужели старик не понимал, зачем они пришли? Никто и не думал опасаться слуги – они просто убрали с дороги лишенго конкурента. Эта мысль заставила командира поежиться. Он сознавал, что, рано или поздно, вопрос о конкуренции встанет и между ним и его соратниками. Если они когда-то и договаривались поделить все поровну, то эти планы умерли, как только цель была достигнута. Подтверждение тому легко читалось в их глазах – огонь алчности, пылавший там, давно пожрал все остальные чувства.
Командир окинул взглядом своих бывших подчиненных. Он не боялся их. Конечно, они отдохнули, набрались сил – но он был сильнее их раньше и был уверен в том, что остался сильнее и теперь. Он мог бы убить их всех хоть сейчас… Искушение было велико, но время еще не настало.
Они все еще не могли найти сокровища!
Только благодаря этому старик до сих пор оставался жив. Они не решались пытать его – уж больно дряхлым он выглядел – и продолжали играть роль добродушных гостей, в надежде, что рано или поздно он проговорится. Сначала они предполагали узнать что-нибудь у слуг, но тот, которого они убили, оказался единственным. Командира несколько смущало это обстоятельство – было непонятно, как два человека, один из которых уже давно одной ногой стоит в могиле, могли поддерживать в ухоженном виде дворец и сад. Впрочем, это мало интересовало одержимых охотников за скоровищами. Они хотели знать лишь одно: где золото? Дезертиры обыскали весь Оазис, перевернули вверх дном весь дворец (едва обратив внимание на то, как словно по мановению волшебной палочки в залах за одну ночь восстановился идеальный порядок), но не нашли ничего, кроме нескольких безделушек. Сокровища были где-то спрятаны, но где? В пустыне? В пещерах (если они есть) под Оазисом? Не зная верного пути, можно было потратить целый век на поиски, и не добиться ничего…
Командир вдруг прервал размышления и насторожился: старик упомянул о сокровищах. Вообще он разглагольствовал постоянно, в основном об иллюзорности бытия, и слушать его было довольно скучно, но стоило в его словах проскользнуть намеку на золото, дзертиры все как один обратились в слух.
-… Вы гонитесь за несуществующей мечтой, - негромко, но уверенно вещал старик. – Неужели вы не понимаете, что власть, достигнутая посредством богатства, есть ничто другое, как самодовольная иллюзия? Ведь власть, по сути своей, это всего лишь часть жизни, а жизнь сама по себе – огромная мистификация, иллюзия непрерывного существования, не имеющая в реальности никакого отражения. Но вы не можете отказаться от своих корыстных мечтаний, ибо мечта – это высшее проявление самообмана человеческого мышления; в самом деле, не может же человек отказаться от веры в собственное бытие!
Возможно, ваша воля окажется достаточно несгибаемой, чтобы воплотить в жизнь мечту о богатстве и власти. Но стоит вам дать хоть малейшую слабину, как от иллюзии не останется и следа – и вы снова очутитесь в начальной точке. Единственное сокровище, доступное людям – это полное осознание нереальности всего происходящего с ними и окружающего их. Стоит один раз понять это – и ваша жизнь никогда уже не будет прежней…
Старик говорил и говорил, но командир уже не слушал. Он следил за спутниками, потому что вдруг понял: час пробил! Двое из них, несомненно, сговорились и сейчас просто выбирали наилучший момент для удара, а третий, самый нетерпеливый, ненавидящим взглядом сверлил старика. Командир почувствовал, как внутри него словно натянулась до предела тонкая струна… и лопнула.
- Хватит с меня! – внезапно воскликнул смотревший на старика солдат. – Грязный старый подонок! Надеешься спасти свою шкуру пустой болтовней? Не выйдет! Мы справимся и без тебя! Пора, наконец, заткнуть твою поганую глотку!
- Стойте! – закричал старик, в ужасе глядя на приближавшегося к нему с мечом солдата. – Безумцы! Вы не можете убить меня! То, что, благодаря вашей стойкости, вы сумели встретиться со мной, еще ничего не значит! Вы даже не можете себе представить…
Его вопли оборвал стремительный взмах клинка.
В то же мгновение заговорщики начали действовать. Быстро покончив с убийцей старика, они повернулись к командиру, который встал и почти с сожалением поднял с пола меч.


Когда все было кончено, командир отбросил в сторону ставшиее теперь ненужным окровавленное оружие и сел на мраморную скамью у входа в зал. Неожиданно недавние злоключения показались бессмысленными, как и вся жизнь, проведенная в погоне за неуловимой мечтой, всегда остававшейся за горизонтом. ""…Мечта – высшее проявление самообмана человеческого мышления"", - так, кажется, сказал старик. Выходит, мы не мыслим, нам лишь кажется, что мы… Что-то не сходилось. Если мы не мыслим, значит мы и не…
Что-то изменилось за стенами дворца. Командир понял это по тому, как померк свет, проникавший через оконные и дверные проемы. Командир встал и подошел к окну. То, что он увидел, потрясло его настолько, что он застыл с открытым ртом и остекленевшим взглядом, судорожно вцепившись руками в резной подоконник.
Небо исчезло.
Не было ни ослепительного солнца, ни тончайших ниточек высоких серебристых облаков, ни даже великой бездонной синевы. Ничего, только однообразная серая пустота без глубины и границ. Ее монотонность была столь совершенной, что взгляд словно увязал в ней, безрезультатно пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Ничто даже не намекало на былое существование такого понятия, как небо.
Затем на глазах ошеломленного командира начала постепенно исчезать, сливаясь с серым Ничто, окружавшая Оазис пустыня, а в самом Оазисе все предметы и растения вдруг потеряли четкость очертаний и выразительность цветов, приобретая все более нереальный, ""нарисованный"" вид.
Невероятная догадка поразила командира. Он медленно повернулся, уже зная, что увидит. Тела его соратников, как и обстановка зала, включая пол, потолок и стены, тоже медленно теряли форму, словно растворяясь в воздухе, и лишь труп старика сохранял первоначальный вид. Командир вдруг понял, что не только его мечты были иллюзорными – он сам, как и его спутники, и весь привычный мир были всего лишь иллюзиями, созданными могучим сознанием старика – настолько правдоподобными, что зажили собственной жизнью и убили творца. Что будет, если шахматные фигуры восстанут против игроков? Ему предстояло выснить это в самом ближайшем времени: старик свою партию только что проиграл.
Командир опустился на пол, опершись поудобнее спиной на стену, и приготовился ждать. Его очень занимал вопрос: увидит ли он полное исчезновение окружающего мира? Или раньше исчезнет сам? Или, может, ему суждено стать новым Игроком? И если да, то кто же его соперник?

[Лисица]

Великолепно! Очень чутко подобранные фразы, элегантные эпитеты, замечательная концовка. Балуете меня.. публику шедеврами

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

Впечатлило, шахматные фигуры, наделенные Творцом иллюзорным подобием жизни, чувств, эмоций и мечтаний.
Крах всего мира и неизвестность будущего последней "игрушки".
Всегда, когда создается имеющее разум оружие, кукла, которой разрешили думать и жить, пусть и некоторое время, самостоятельно обращается против своих создателей, хозяев и стремится к чему-то самому важному для себя, своей мечте.
Очень и очень интересно.
А продолжение будет?

[Laughingbuddha]

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

[Laughingbuddha]

Ну, иногда мои произведения оказываются немного связаны между собой некоей общей канвой, или даже неким общим условным миром, где происходят события. Но это связь весьма условна, и о "продолжениях" я никогда даже не задумывался.

[ВенераЭльфийская]

Интересно. Рассказ не начинающего писателя... а такое... ммм... взрослое произведение. Когда никакие недочеты не отвлекают, не мешают наслаждаться.

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

А вообще очень чем-то напомнило Лукьяненко "Атомный сон"... Одно из любимейших моих произведений. И именно из-за него я безмерно ненавижу и боготворю автора.

Все же нельзя обрывать вот так, на полуслове. Так и хочется перелистнуть страницу, а ее нет. И ищешь по комнате - не вырвалась ли случайно, не упала ли где?

[Laughingbuddha]

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

[Laughingbuddha]

Это еще цветочки

У меня есть рассказ, который в буквальном смысле обрывается на полуслове

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

Он здесь есть? ^^
Я, наверное, мазахистка )

[Laughingbuddha]

Нет, его тут нету.

Могу выложить, только надо вычитать сначала, чтоб не опозориться опять с каким-нибудь ляпом.

[Зeлeнoглaзaя_Heчиcть]

Буду с нетерпением ждать )))
А ляпы, они бывают у всех

[Laughingbuddha]

Желания женщин для меня - закон.

Итак...


Девяносто градусов

25.06. Зверский отходняк. Черт меня дернул вчера попасться на стасову удочку - покурить травы, а сверху залить виски. Вмазали, наверное, литра полтора на четверых. В результате вроде и не похмелье, и не депрессняк, а что-то вовсе уж гнусное. Ощущения - словно уже умер и успел малость протухнуть. Впрочем, полежал в горячей ванне, поотмокал - полегчало. Одно точно - хватит с меня экспериментов. И вообще: алкоголь - яд. Какой же самоубийца травится по чуть-чуть? Надо принимать сразу смертельную дозу - по крайней мере, наверняка знаешь, что похмелья не будет.
Слава Богу, сегодня воскресенье. Хорош бы я был в таком состоянии на работе. Мозги похожи на селедочную икру - вязкие и мерзкие. Любая свежая мысль киснет, не успев родиться. Да и сейчас, пока пишу, не могу вспомнить, как буква "ц" пишется, и зачем знаки препинания придуманы.
26.06. Люди добрые, оказывается мы все одинаковые! То есть, я имею в виду, что будь ты доктор плешивых наук, кандидат наук попроще, или простой лаборант, природе все одно: если перебрал с веселухой, будешь маяться. Сегодня на нашего завлаба (да и на прочих) любо-дорого было посмотреть. Правда, я и сам был не воин - так и не отошел до конца от позавчерашнего - но мне-то что. Мое дело шестнадцатое - пробирки, реторты, клеммы, мокрая тряпка и запасной карандаш для высоких умов - в зубах, как тапок у Бобика. Попал в институт по блату, так не жалуйся. Я и не жалуюсь. Тем более, что работа, в общем-то, не пыльная. Честно говоря, я тут вроде бы особо и не нужен - все равно часов пять из восьми рабочих откровенно бездельничаю. Синекура чистой воды!
А запасные карандаши сегодня никому из высоких умов не потребовались. Потому как высокие умы, как я только что вспомнил, на выходных отмечали чей-то юбилей. Крепко отметили, видать. Не чуждо им оказалось наше, родное, человеческое. И посему те из сотрудников нашего отдела, кто дополз до института, в основном работали сегодня по части кофе, а кто мотором послабже, заглатывали в буфете кефир, стараясь не смотреть в сторону лежалых синеватых салатов под обшарпанной пластиковой витриной. Я специально сходил на них полюбоваться - на сотрудников, конечно, а не на салаты....Цвет научной мысли, как-никак! Увидеть такое раз в году повезет. Академик с похмелья - это тебе не банальный пьяный бомж. Жалко, фотоаппарата с собой не было.
Вернувшись после обеда в отдел, я обнаружил, что большинство полудохлых расползлось по домам (завещания писать, надо полагать), а из оставшихся троих двое мирно похрапывают на замызганных диванах в курилке. Последним героическим бойцом на научном фронте оказался никто иной, как наш завотделом - мощная фигура в мире науки, член сразу нескольких академий, кандидат и доктор очень многих наук, и прочая, и прочая. Эта самая мощная фигура (кил сто двадцать, не меньше) величественно развалилась в своем любимом кресле, мучительно страдая от двух бурных процессов - похмелья и раздумья. Мамонта (кстати, так его не я прозвал, а сами коллеги-академики, прорезались у них вдруг какие-то проблески чувства юмора) явно осенила гениальная идея, перебившая даже общую дурноту и ломоту в затылке. Насчет дрожания конечностей я не уверен - Мамонт сидел абсолютно неподвижно, словно его окаменевший доисторический тезка. Разве что извилины шуршали вовсю.
Все это свело мою сегодняшнюю работу к разгадыванию кроссвордов и перекладыванию бумажек с места на место. Почивавшие в курилке академики как-то незаметно оттуда слиняли, я даже не заметил, когда. Изнывая от скуки, я в шестой раз протирал девственно чистую грифельную доску, когда Мамонт вдруг вышел из транса и заговорил. Я чуть собственным языком не подавился - до того неожиданно это у него вышло.
- Убиваете время, друг мой? - Он прочертил подбородком вялую кривую от стопки решенных кроссвордов до моей руки с мокрой тряпкой. Я пожал плечами: зачем отвечать на риторический вопрос?
Мамонт одобрительно кивнул.
- Странное понятие - время, верно? Иногда оно растягивается, а иногда его кажется так мало, будто оно сжалось в точку. Было бы неплохо научиться использовать эти его свойства, как вы полагаете? - Подчеркнув свою не очень понятную для меня речь еще одним вялым движением - на этот раз взмахом руки - Мамонт принял вертикальное положение, нахлобучил на голову шляпу, заполз в гигантский, словно брезентовый чехол для танка, плащ и с задумчивым видом удалился, едва не перепутав выход с дверью в сортир.
Следом за ним быстренько удалился и я. Рабочий день у меня по договору ненормированный, так чего зря пол протаптывать? Время можно растягивать, убивать и сокращать и дома.
Ну а вечером все пошло по обычному сценарию: опять завалились Стас, Виталик, Витька и еще пару оболтусов, с той лишь разнице, что сам я не пил и не дал никому нажраться вдым, а в двенадцать выпер всю буйную компанию из квартиры к чертовой бабушке. По-моему, они так развеселились, что даже не заметили, как очутились за порогом. Хоть раз хочется выспаться, а не сидеть до трех, а то надоело просыпаться при помощи ледяного душа и килограмма кофе на чашку воды. Что я им, мазохист?
27.06. Шум, гам, ор, трес и стук - все смешалось в чьем-то там доме. То бишь в родном отделе. Мои академики проспались как следует и с утра пораньше ринулись в бой. Причем сражения на пердовой науки едва не вылились в самую что ни на есть рукопашную схватку - под общим лозунгом "все на одного!"
Оказалось, что под воздействием остаточных винных паров Мамонт забрел вчера в философско-математические горние выси (ничего удивительного, степень по философии у него тоже имеется) и решил рассмотреть всесторонне такое загадочное, по его мнению, явление, как время. С похмелюги мысли у него потекли под самыми неожиданными углами, поскольку, когда он начал излагать свежие соображения по данному вопросу, шерсть на загривках у научной братии моментально вздыбилась. Поначалу за общим балаганом я не мог уловить, о чем конкретно идет речь, но когда ввиду явной разницы в весовых категориях (примерно как у слона и сусликов) схватка была отложена на неопределенный срок, я стал прислушиваться, стараясь вникнуть в мудреные словеса яйцеголовых. Продраться сквозь их занудный жаргон было сложновато, но я работаю в отделе второй год и уже привык отделять зерна от плевел. Постепенно я уяснил из препирательств смысл умственных построений Мамонта.
По его мнению, время - это вовсе не четвертое измерение в добавление к трем пространственным, как сейчас принято считать, и вообще никакое не измерение. Согласно Мамонту, времени вообще нет. Хорошо рубанул, что называется сплеча! По первости я сию мысль переварить не сумел, но в конечном счете все ж таки кое-что дотумкал. Значит, по словам Мамонта, он, "посредством совершенно неуязвимых логических построений" пришел к выводу,что время - всего лишь иллюзия, которую неосознанно, но постоянно поддерживают все существа, обладающие хотя бы зачатками интеллекта. На коварные вопросы коллег наподобие: "А как же быть со старением и смертью?" он с воистину очаровательной небрежностью, присущей лишь великими ученым, ответствовал, что "частные случаи теории он еще не рассматривал, но уверен, что они также подтвердят его выкладки". Собственно, как я понял из общего гама, это его великое открытие не блистало такой уж из ряда вон выходящей новизной и оригинальностью. Яйцеголовые ссылались на каких-то неведомых мне авторитетов, уже выдвигавших подобные гипотезы. Мне уже хотелось влезть в их спор и спросить напрямую, о чем речь, когда Мамонт, переркрыв своим зычном рыком прочих горлопанов, принялся последовательно излагать эти самые свои выкладки.
Тут уж настал черед обалдеть и мне. Дирижаблеподобный гений предлагал ни много ни мало как детально разработанный метод поворачивания личного потока времени в любую сторону. Не просто сжатия, растягивания или остановки, именно ПОВОРАЧИВАНИЯ. Хоть вспять, хоть на тридцать, шестьдесят или все сто двадцать градусов. Честно говоря, я эти его слова сейчас записываю, но абсолютно ни шиша в них в не понимаю. Ну, сжать или остановить время, или, пускай, растянуть его в три раза - это я еще как-то способен представить, благо научной фантастики прочитал немало. Но что такое ПЕРПЕНДИКУЛЯРНОЕ время? Нет уж, увольте. Хотя звучит чертовски интересно и загадочно. И вот Мамонт на полном серьезе утверждал, что, поскольку время - понятие, определяемое лишь четкими установками в психике людей, то, если эту психику соответствующим образом настроить, то можно "уклониться от направления общего ствола времени" - что бы эта таинственная фраза ни означала. Как раз за эти-то "перестройки в психике" на него все и набросились. Мамонт, как и подобает настоящему гениальному ученому, на хамские выпады вообще не отвечал, а на конкретные контраргументы соизволял давать чрезвычайно расплывчатые объяснения, ничего толком не объяснявшими. При такой тактике спор, понятное дело, вскоре заглох, и научный люд постепенно растекся по своим углам, по инерции взбрыкивая и рассыпая в окружающее пространство пригоршни возмущенных фраз. Мамонт занял стратегическую позицию за своим чудовищным письменным столом размером с аэродром и принялся что-то строчить в своей рабочей тетради - очевидно, разрабатывать в мельчайших подробностях свои "практики иновременья". Компьютеры он не признавал, считая их порождением демона лени. Меня начали дергать, то за справочниками, то за бутербродами, то по еще какому-нибудь ерундовому поводу, то есть рабочий день покатился по наезженной колее. Я так и пробегал до пяти, когда в отделе остался лишь один Мамонт.Некоторое время я неуверенно топтался около его стола, соображая, с какой стороны лучше всего подойти к вопросу об окончании моего рабочего дня. Наконец он соблаговолил меня заметить и, как обычно (сам-то он регулярно засиживался в гордом одиночестве до позднего вечера) отпустил меня величественным взмахом монументальной длани. Я, само собой, тут же рванул до дому - там меня уже ждали... Кто, писать не буду. Вдруг какая-нибудь сволочь исхитрится залезть ко мне в дневник?
29.06. Черт знает что творится в этом мире! Вчера даже в дневнике ни слова ни чирикнул - рухнул в койку, как только до дома добрался, до того умаялся за день. Дело в томб что пропал Мамонт. Сегодня был тоже тот еще денек, поэтому опишу все вкратце.
Последним, кто видел Мамонта, был я. Собственно, из-за этого я и маялся и вчера и сегодня - следователь пытался пришить мне дело. Ничего не вышло, ясен пень - он не нашел ни мотива, ни состава преступления, да у меня и алиби имелось (придется все-таки раскрыться: конечно же, у меня в гостях позавчера была одна моя ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ЗНАКОМАЯ), так что в конце концов милиция на меня плюнула - начала вовсю спрягать коллег пропавшего гения. Не знаю, с каким результатом, но думаю, что примерно с тем же. Никто ничего не понимает, администрация института в панике (как же, такой скандал!), менты злые - от уверенности, что яйцеголовые водят их за нос, а сами ученые только хлопают близорукими глазами за толстыми линзами и руками разводят - дескать, ничем не можем... Что до меня, то я, кажется, догадываюсь, что случилось, но, если я поделюсь своими предположениями с ментами - смирительная рубашка мне обеспечена. Как-то привычнее мне одежда, у которой рукава на спине не завязываются.
30.06. Еще один день нервотрепки. Теперь уже не по вине ментов, а из-за моих распрекрасных приятелей. Они все прочитали в газетах об институтском происшествии (а уж газетчики постарались на славу: еще бы, целый Мамонт пропал! Собаки, про меня такого понаписали, убить мало!). И, как один, кореша ринулись выяснять подробности у первоисточника. У меня то есть. Мне столько раз пришлось послылать их в разнообразные места, что даже фантазия кончилась. Наконец я ответил на все идиотские телефонные звонки, вытурил из квартиры самых настырных (включая парочку особо пронырливых репортеров) и достал из своей сумки, с которой хожу на работу, толстую серую тетрадь. Ту самую, рабочий дневник Мамонта. Я нашел ее сегодня у него в столе и самым бессовестным образом стырил. Уверен, что именно в ней и скрывается разгадка исчезновения моего непосредственного начальника. Сейчас я это узнаю.
...Елки-палки! Не могу поверить! Переписывать все в дневник не буду - добрых пол-тетради, три часа читал - но: елки-палки! Просто слов нет! Старикан-то вовсе не дурака валял!
Конечно, я не математик, не физик и не философ. Я всего лишь лаборант со средним техническим. Но даже этого хватает, чтобы понять - Мамонт зашел гораздо дальше простой общей гипотезы. В тетради, помимо всего прочего, его уверенным почерком было записано МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО теоремы об иллюзорности времени. Ну, не мне судить о верности этого доказательства, потому что я там разобрал только плюсы да минусы, но финальная фраза "что и требовалось доказать" въелась раскаленным клеймом в мои мозги еще со школы. Но это еще цветочки. Ягодки - остальные записи. Это же ИНСТРУКЦИЯ! Порядок определенных мысленных упражнений, направленных на "перестройку психических временных установок". Неужели сработало?
Проверить?
Страшно. Черт, как страшно, а! Куда подевался Мамонт? Он ведь наверняка тоже проверял. Одно утешает - он всегда точно знал, что делает. Ну что, была не была?.. Страшно...


Ничего не понимаю. Вроде бы проделал все, как надо. Ничего не происходит. Или уже произошло? Что, вообще, должно произойти с человеком, который начал жить поперек времени? В психике своей я пока вроде никаких особых изменений не замечаю. Может, попробовать еще раз? Должен же быть хоть какой-то резуль